Алла (Алиса) Борисовна Поникаровская.
Родилась 2 марта в г.Омске.
Псевдоним: Рогдэна.
# <...>Извини, что я обращаюсь к тебе на ты, но я очень не люблю это церемонное "ВЫ", надеюсь, что ты меня простишь. Ольга Георгиевна рассказала мне о тебе и показала "РЫЖ". Мне понравилось. Я, правда, давно выросла из штанишек самиздата, но если рассматривать это не просто как способ реализоваться, а как общение, то я двумя руками за.<...> Честно говоря, я была очень удивлена, что в нашем городе происходит что-то подобное, а я об этом ни сном, ни духом. Очень хотелось бы встретиться с тобой и поговорить. Ты пиво пьёшь? Если да, то я могу составить тебе компанию, заодно и обсудим все дела и просто поболтаем. Колчаку передавай привет, он мне очень симпатичен. Если будет время и желание, может ты подъедешь ко мне?<...> Просто я думаю, к чему писать друг другу письма, если мы живём в одном городе? Вечерами я обычно дома, так что бери пиво и приезжай. Я не слишком навязчива? Если да, то извини, но это не со зла, ей богу. Кстати, кто придумал - "Дай бог, чёрт возьми"? Очень здорово, я снимаю несуществующую шляпу. Посылаю тебе несколько сказок, они, правда, увы, далеко не весёлые, но уж какие есть.<...> Ну вот, я думаю, что для первого знакомства хватит. Не буду больше испытывать твоё терпение.<...> /20.06.1998г./
<...>Получила твоё письмо и немедленнейшим образом пишу ответ. Для начала краткая автобиография (чтобы было ясно с кем тебе вообще приходится иметь дело).
Родилась в Богом забытом сибирском городишке, именуемом Омск, про который один из моих старинных знакомых написал как-то: "Такая древняя, дряная, деревня деревянная...". В нём же училась в одной из достаточно престижных школ, и имела неосторожность закончить её с несколькими отличиями. Потом почему-то всё понеслось не так, как бы хотелось, но в принципе всё, что ни делается - делается к лучшему. В семнадцать лет выскочила замуж (уж замуж невтерпёж!!!) и ухитрилась тут же родить двоих детей - мальчика и девочку (полный набор). Потом, по странному стечению обстоятельств, человек, за которого я выходила, перестал быть человеком и превратился в машину для подсчёта денег. Жить со счётной машиной, у которой вместо глаз два счётчика, я, по причине своей таки веры в романтику, не смогла и еле унесла ноги. Всё, что я делала потом - делала практически сама, пытаясь каким-то образом прокормить себя и гавриков и поиметь какую-никакую финансовую независимость (ноги унесла, оставшись практически без квартиры, вещей, средств к существованию и прочих благ, нажитых за время совместной жизни). Отчасти мне это удалось. Мне - 29, выгляжу на 25<...>, когда-то была хиппи (и как ты догадался?!), со временем мутировала в <...>. Умудрившись при этом во время всех этих метаморфоз писать стихи, романы, повести, рассказы и сказки. Теперь ты имеешь обо мне хоть какое-то представление, поехали дальше.
За прошлое письмо тебя великодушно прощаю, какое бы каменное сердце не растаяло от коленопреклонённых извинений?!!
Насчёт вписки (прости за хиппистский сленг, даёт знать о себе бурное прошлое), - милости просим. Домик у меня маленький, но, я думаю, поместимся, поскольку живу одна с детьми, ничего страшного в этом не вижу. Наверное, действительно странно, что я говорю это совершенно незнакомому (очно) человеку, но, знаешь, я действительно никаким проходимцам не по зубам - сама большая и страшная ведьма. Буду очень рада знакомству с двумя прекрасными людьми (ей-богу, в этом почему-то не сомневаюсь, вот идиотка!!!), так что милости просим.<...> /10.07.1998г./
<...>Привет самому воинственному из Скифов и самому несуразному из них же!
Я, конечно же, по наивности своей, надеялась лицезреть вас лично, но, по всей видимости, до тех пор, пока в нашем городе не достроят метро или не появится какой-либо другой скоростной вид транспорта, это остаётся где-то в разделе фантастики.<...>
<...>О дне рождения тёти Оли сообщаю, что она - телец, соответственно происходит сие действо в конце апреля<...> Она нас, кстати, ждёт в гости с видеокассетой, которую, правда, мне так ещё и не принесли, засранцы.
<...>Просмотрела январский "Ы" - не обижайся, но слабенько и бедненько по количеству и качеству материала. "Перловка", конечно же, вещь классная, но не в ущерб же содержанию! Народ всегда любил потусоваться, что на стрелке на площади, что через газетки. Может "Перловку" отдельной страничкой на компьютере набирать? Окажу посильное содействие<...> А рисуночки, мне кажется, нужны, без них скучно будет, только, пожалуй, без эротической символики, я думаю, что не стоит скифские степи превращать в третьесортный бордель.<...>
<...>Пашка, я закругляюсь, на критику не обижайся, на стёб тоде. Настроение такое, стёбное.<...> От Димки привет и, может быть, пара посланий, мы сейчас порешаем<...> Я таки сподобилась на рассказик, старалась, как могла, вроде бы ровно 13,5 см., если я опять же правильно тебя поняла. Пашка, я, правда, в этом деле ни бум-бум.<...> пока я печатала рассказ, Димка, бодро изъявивший желание сотрудничать с "Ы", самым наглым образом уснул. Будить его у меня не поднялась рука, так как ему, бедолаге, завтра к 8 часам утра на работу. Так что, по воле обстоятельств и злого рока, сотрудничество переносится на неопределённый срок (я думаю, до появления Скифа на скифском коне в районе 8-ой Северной).<...> /январь 1999г./
<...>Прости меня, несчастную, за столь долгое молчание. Виновата, каюсь, признаю, обещаю исправиться :) Просто не очень лёгкая была у меня зима. Москва - жестокий город, всё расставляет по своим местам. В том числе и человеческие отношения. Так что с Димой мы нынче существуем как две отдельно взятые единицы<...>
<...>была даже в самом крутом стрип-баре Москвы (могу тебе признаться по секрету, кроме запредельных цен - мой кавалер заплатил за нашу "посиделку" около 3 тысяч - ничего особенного, я и сама так могу :-)
Потом у меня были проблемы с работой: нашу телекомпанию заморозили "до лучших времён" и все мы оказались на улице. Пришлось суетиться и новую искать, причём с зарплатой не ниже, чем была. К хорошему быстро привыкаешь :) Сейчас я работаю пресс-секретарём вице-президента нефтяной компании, что тоже очень не хило :)
<...>По поводу рассказов. Как только буду в инете, скину обязательно всё, что написала в Москве, плюс пьесу.<...>
<...>Елецкие ребята засыпали меня письмами и знаками внимания всяческими, оченно зовут в гости, но я всё ещё никак не выбралась из-за работы, хотя очень хочется. С Мерлином и Кабаном я познакомилась лично, оба были у меня в гостях, а Мерлин даже приезжал на день рождения<...> Книжку Янину я получила, спасибочки тебе и ей, мне очень понравилось.
Чего там ещё в Омске новенького? Стоит ещё, курилка, не развалился? :) Учиться мне уже что-то поднадоело /в Литинституте. прим. от составителя/, как бы дотянуть до июня месяца...<...> Я надеюсь летом приехать в Омск хотя бы на пару недель.<...> Большой привет всем "рыж"им<...> Люблю, целую. Алиса. /предположительно февраль 2001г./
/А.Поникаровская из Омска, из Москвы - П.С. в Омск/
1. ***
Давай с тобой построим башню из обид,
Из раздраженья, боли, слёз и горя,
Чтоб ни один кирпич из нашей боли
Не был оставлен нами иль забыт.
Давай построим башню из обид.
Давай в неё закроем все скандалы,
Молчанья тягость, ограниченность металла,
Непробиваемость, каприз, обиды воли,
Чтоб ни один кирпич из нашей боли
Не был оставлен нами иль забыт.
Давай с тобой построим башню из обид.
Потом большой замок на дверь повесим
И не войдём туда ни врозь, ни вместе,
Никогда.
2. СКАЗКА №8
Мы шли по людной улице,
беседовали на отвлечённые темы.
Людской поток плавно обтекал нас
с двух сторон.
- Ты умеешь быть невидимым? -
спросила я.
Он кивнул и -
улица и люди исчезли.
3. ***
Кто-то не приходит
Кто-то не придёт никогда
Слова стихов пусты
И все глаза чужие
4. РЕВОЛЮЦИЯ №
(для жителей Гомска и К*)
В правой руке - колбаса,
В левой - водка,
В зубах - окурок,
И не нужно никаких революций.
5. РЕВОЛЮЦИЯ №5
- Каждый город имеет свой цвет.
Я видел города чёрные, как сажа,
зелёные, как листва деревьев,
красные, как заходящее солнце,
голубые, как летнее небо,
синие, как морская вода,
жёлтые,
фиолетовые,
коричневые,
да мало ли ещё... -
хвастался ветер,
играя моими волосами.
- А видел ты город бесцветный? -
спросила я.
Ветер растерялся, задумался.
- Нет, -
наконец прошептал он,
почти утихнув от смущения.
- Смотри, - сказала я
и открыла глаза.
6. ИЗ КРАСНОЙ ТЕТРАДИ
...
Ты имеешь право, он имеет право,
вы имеете право, они имеют право,
а я имею лево.
...
Я стою на дороге мраморных идолов,
бью в барабан, гадаю:
Раздавят или не раздавят?
Или накажут, но как?
А они даже не заметили.
7. ДАВАЙ СТАНЦУЕМ...
Звук бегущих кошачьих лапок. Стучащих по деревянному полу, ожидающих чего-то...
Праздник уставших тел. Когда нет головы и рук, и ноги уже не в силах держать, давай станцуем, чтобы не упасть.
Ты болен, я болен, он болен тоже, в каждом из нас одна и та же болезнь, у каждого своя, но такая одинаковая... И если видеть только окончания - жить становится невозможно. Это - как подстреленная птица, уже никогда не полетит, а потому, давай станцуем, чтобы не упасть.
За окном снова зима, и грязные следы на снегу говорят об отсутствии света и присутствии путей: ножных, машинных и железнодорожных. Он приходил вчера. Ты знаешь, чего он хотел? Для себя, для меня, для кого-то ещё?.. Или это только видимость, иллюзия и ощущение того, что всё уже давно сказано, всё уже давно сделано, всё уже давно без тебя, и совершенно не понятно, зачем ты, и именно поэтому, давай станцуем, чтобы не упасть.
Крыши дарят полёт, игла - спокойствие, а пиво превращает тебя в реку. Там можно плавать, нырять и даже заплыть подальше, но всегда есть страх, что уже не вернёшься, потому что не захочешь или не сможешь захотеть. И когда совсем плохо - есть бабочки и съезжающая крыша, отравленная собственным существованием, ты гладишь кошку и заглядываешь в её глаза, в твои глаза, и ловишь себя на том, что так было всегда, и танцуешь, чтобы не упасть.
Когда его выносят - болтается хвост, и нет сил плакать, нет сил смеяться, может ты разучился, а может никогда не умел, и от этого больно, и хочется выть, но ты не можешь, видимо по той же причине.
Она ищет лекарство от всех бед, и болеет поэтому гораздо круче, но если надеяться, то может что-то и получится, хотя никто не уверен, так давай пригласим её на танец, который мы танцуем, чтобы не упасть.
Все застывают вокруг нас в нелепых позах, и ты знаешь, что все они пытаются подстроиться и станцевать тоже, но губ твоих касается кривая усмешка: этот танец только наш и нелепо думать, что кто-то сможет так ещё, потому что мы танцуем, чтобы не упасть.
И когда кто-то из нас устанет или полетит, или просто забудет сделать пару шагов, всё закончится, чтобы уже не быть никогда, потому что нет ничего больше, и никто не предложит тебе взамен хоть что-то равноценное... Но не будем о грустном... Ведь пока...
Давай станцуем, чтобы не упасть...
8. ШУТКА БОГОВ
Мы стояли на пороге церкви. Мы были первыми. Мой жених отошел для уточнения каких-то вопросов с батюшкой, и я осталась одна. То есть, не совсем одна, конечно, а среди наших гостей – служителей того храма, в котором работал мой будущий муж. Аляповатой, нелепой вороной на их благочестивом фоне смотрелась моя подруга Светка, затянутая в какое-то безобразно феерическое черное платье, пронзенное в нескольких местах серебряным люрексом. Светка чувствовала себя неудобно и явно нервничала.
- Ну, ты как? – в который раз спрашивала она меня. – Чувствуешь божественный дух?
- Светка, отстань, - отмахивалась я. Никакого божественного духа я, конечно, не чувствовала. Мне было неловко, стесненно и стыдно одновременно. И абсолютно никакого восторга по поводу будущего венчания.
- Так не бывает! – уверено замотала головой Светка. – Ваша встреча была предопределена Богом, и ты не можешь в такой момент ничего не чувствовать!
- Светка, замолчи ради Бога! – взмолилась я. – Ну, хоть сейчас не неси всякую чушь!
- По-моему, я переживаю, куда больше тебя! – обиделась Светка и демонстративно отвернулась. Я прерывисто вздохнула. Светка будет обижаться минут пять. На большее она категорически не способна. Этих пяти минут мне должно хватить, чтобы собраться с духом и дать наконец-то себе отчет в том, что я здесь делаю, и зачем. Я сделала шаг в сторону и увидела своего будущего супруга, который истово крестился на купол церкви. Купол был невысоким, и крест на куполе просвечивал сквозь листву растущих на территории храма деревьев. Солнечные зайчики прыгали с креста прямо в зеленые ладони листьев. И тут же возвращались обратно. Длинный солнечный луч упал на мое лицо. Я зажмурилась. Открыла глаза и чихнула. Толька водил травинкой по моему лицу. Было щекотно. Очень. Я отобрала у него травинку.
- Не надо, Толь, - сказала я, обвела взглядом красное озеро, тонущее в тумане заката, и заплакала. Толька обнял меня.
- Не плачь… - его рука нежно коснулась моих волос.
- Папа, - всхлипнула я, вырвалась из Толькиных объятий и уставилась ему прямо в глаза. Близко-близко, так, что мы почти соприкасались носами. – Ему же было всего 52! Толька! Всего 52! Как же так?!
Я трясла Тольку, как грушу, его глаза то приближались, то удалялись, но даже сквозь слезы, застилающие мои глаза, я видела две красные искорки, прыгающие в его глазах. Я даже оглянулась в растерянности: мы же не жгли костер! Костра действительно не было. В Толькиных глазах играл искорками закат. Толька снова обнял меня и прижал к себе.
- Он всегда будет с тобой. Всегда. Пока ты его помнишь…
Я затихла, и какое-то время стоял молча, опустошенная, абсолютно бессильная. По моим щекам текли такие же опустошенные и бессильные слезы.
- А ты? – спросила я через вечность. – Ты будешь со мной?
И тогда Толька первый раз поцеловал меня в губы, выдохнув едва уловимое: «Сегодня и всегда»...
Светка дернула меня за платье.
- Ты что? – удивилась я.
- Жалко, что Мария Викторовна не дожила… Вот бы она сейчас порадовалась…
Светка смотрела на меня с искренним сочувствием во взгляде. К моему горлу подкатил ком. Подкатил, да там и остался.
- Дура ты, Светка, - беззлобно сказала я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не зарыдать. – Какая же ты дура!
Мама очень любила Тольку. Он обаял ее легко и непринужденно, как он делал со всеми нужными ему людьми. Чего-чего, а обаяния ему было не занимать. И еще он умел становиться незаменимым. Просто в один прекрасный день ты вдруг начинала понимать, что без Тольки нельзя ничего: ни сходить в магазин, ни постирать белье, ни выгулять собаку, ни найти в квартире нитки с иголкой, ни починить табуретку… Да мало ли занятий найдется в этой в жизни?! Так вот без Тольки нельзя было делать ничего. По крайней мере, мы этого не умели. Ни я, ни моя мама – Мария Викторовна. Он взял на себя все хлопоты по похоронам папы. Он разбирался с представителями похоронного бюро, с водителем автобуса, с гробовщиками на кладбище, с тетками в столовой. Он уложил спать маму, укрыл ее пуховым пледом, напоил валерьянкой и… остался. Остался так просто и естественно, как все, что он делал.
Он сидел рядом со мной, чуть касался моих плеч, и смотрел на меня. Я уже не могла плакать.
- Какое смешное у тебя имя, - выдохнула я, чтобы не молчать. И произнесла по слогам – Толь-ка.
- Анатолий, - сказал он.
- Вон батюшка идет, - снова дернула меня за платье Светка. – Странно, смотри, какой он молодой! Ему же от силы 30 лет! А что, в таком возрасте уже можно быть священником?
- Я не знаю, - я освободила подол платья из цепких Светкиных рук.
- Сережа сказал, что через пять минут пойдем!
- Сережа? – я не сразу поняла, что она говорит о моем будущем муже.
- Послушай, встревожилась Светка. – У тебя случайно нет температуры?! Ты вся красная!
- Это солнце, - сказала я. – Ты же знаешь, что мне нельзя на солнце…
Толька знал, что мне нельзя на солнце. Я – рыжая. Точнее даже не просто рыжая, а молочно-бело-рыжая. И стоило мне только побыть на солнце тридцать минут, как моя молочно-белая кожа превращалась в красную чешую. Толька покупал мне шляпки. Разные. Смешные и строгие. Но, по большей части, все-таки смешные. У меня была шляпка, похожая на розу. Была шляпка, напоминающая сдобный пирог. Однажды он подарил мне целую каравеллу. Я смеялась и говорила, что носить это на голове нельзя. А Толька утверждал, что каравелла в пшенично-рыжих волосах смотрится гораздо лучше, чем посреди морской сини. Я смеялась и верила. Целых десять лет. До тех пор, пока не заболела мама. Маму разбил паралич.
Я уволилась с работы, с мамой нужно было находиться рядом постоянно. Толька поддерживал меня во всем. Он устроился на вторую работу, потому что маме нужны были лекарства и врачи. Лекарства и врачи были дорогие, и нам не хватало, нам отчаянно не хватало. Только уходил еще до рассвета, а я оставалась дома. Готовила маме еду, кормила ее с ложечки, меняла ей белье, мыла полы. И все время стирала, стирала, стирала, стирала… Потому что на памперсы уже не оставалось денег. В нашей квартире поселился ЗАПАХ. Иногда я думала, что лучше бы это был запах смерти. И сразу же готова была убить себя за такие мысли. Я становилась на колени у постели мамы, брала ее руку, и просила у нее прощения. Молча. Мама все понимала. Но ничего не могла сказать. Только глаза ее все время были влажны от слез. Сколько бы я их не вытирала влажной салфеткой...
Светка отвела меня в тень. Мы встали с ней с левой стороны церкви, прямо под огромной фреской, изображающей какую-то сцену из Евангелия. А может быть, из Библии, я не сильна в религии. Светка поправила на мне фату, отошла на шаг назад и довольно оглядела дело рук своих.
- Ты такая красавица!!! Все-таки белое женщинам очень к лицу. Никогда не скажешь, что тебе столько лет!
- Столько же, сколько и тебе, - возразила я.
- Это да, – Светка вздохнула и грустно оглядела свой 54-й размер, втиснутый в плате 52-го. – Но мы всем молодым еще фору дадим! Что они умеют-то эти 18-летние писюхи?! Ничего! Мужчинам нравятся зрелые женщины. Правда, же?
- Правда, - сказала я.
О том, что у Тольки есть 22-летняя любовница, я узнала случайно. От добросердечной соседки. Так же случайно, от нее же, я узнала о том, что встречаются они уже 6 лет. С того момента, как ей исполнилось 16. И еще – у них подрастает сын. Ему уже 4 года. Толька пришел домой, и я спросила. Я не ругалась, не кричала, не била посуду. Я просто смотрела на него.
- Как хорошо, что ты все знаешь, - сказал он. – Как хорошо. Теперь я могу спокойно уйти.
Я не нашла ничего глупее, как спросить:
- А как же мама?
Толька поднял на меня глаза, и я не увидела его глаз. Их не было. Так бывает. Их просто не было.
- Мама все равно скоро умрет, – спокойно сказал он. – Ты должна это понять.
Он собирал чемодан, а я сидела рядом с мамой. Я очень хотела, чтобы она не поняла, что именно сейчас происходит. Но мама все понимала. И я снова, и снова вытирала ее глаза влажной салфеткой. У Тольки оказалось так много вещей... Простите, у Анатолия...
Он ушел, и через месяц они сыграли свадьбу. И поселились в доме напротив моего. Окна в окна. Вечерами они не закрывали шторы. И я могла их видеть. Тогда я зашила шторы на своих окнах. Теперь в нашей квартире всегда горел электрический свет.
Мама не умела жить без Тольки, и она умерла.
Я тоже не умела жить без Тольки, и я тоже умерла.
Я похоронила маму, продала свою квартиру и уехала.
Странное ощущение жизни после смерти. Ты ходишь, говоришь, ешь, звонишь, умываешься, спишь, но при этом ты отчетливо понимаешь, что тебя нет. Просто твое тело выполняет какие-то нужные ему функции, чтобы… Я не знала, чтобы что. Покойнику не нужны лишние телодвижения. И я свела их до минимума. Покойнику не нужны лишние люди, и я аннулировала всех друзей. Покойнику не нужна еда. И я почти перестала есть. Это не было сознательным уничтожением себя. Покойник УЖЕ МЕРТВ. А я была покойником. Такой меня и отыскала Светка.
- Ну, все, пошли! Нас зовут! – Светка переступила ногами, как породистая кобылица. – Как все-таки я за тебя рада!
У меня неожиданно подкосились ноги, меня повело чуть в сторону, я пошатнулась и прислонилась спиной к холодной беленой стене храма.
- Ты что? – испугалась Светка. – В обморок, что ли падать собралась?! А ну не смей!
Светка орала на меня целый год. Матом. Таким изощренным матом, какого я никогда не слышала даже от видавших виды мужиков. Она била меня по щекам. Она кормила меня насильно. Она таскала меня в какие-то гости. Она заставляла меня ходить по магазинам. Она включала с утра одновременно телевизор, DVD, и компьютер. Она притаскивала к нам домой каких-то людей. Она возила меня на природу. Она отправляла меня к плите. Она нашла мне работу, и каждое утро сосредоточенно на нее выгоняла. Она затеяла в моей квартире ремонт. Она ругалась со строителями. Она завела собаку, и мне приходилось с ней гулять. Она достала меня настолько, что я начала злиться. Она раздражала меня.
- Да пошла ты в жопу!!! – однажды заорала я, и поняла, что она МЕШАЕТ МНЕ ЖИТЬ.
- Слава Богу, – улыбнулась Светка. – Я уже стала бояться, что никогда этого не услышу.
- Ты чего это?! – Светка дула мне лицо. – Ты давай это прекращай!
- Свет, - сказала я. – Все это неправильно.
- Что? – не поняла Светка. – Что неправильно?
- Сережа, - сказала я.
Светка уехала домой, ее там ждали заброшенный сын и мама. А осталась одна. Учиться жить заново. У меня плохо получалось. Мне все время снился Толька. Тот самый, с красными огоньками закатного озера в глазах. И еще я никак не могла понять ЗА ЧТО? Мне говорили, брось, мне говорили, забудь, мне говорили, прости, мне говорили, отпусти… Я все понимала. Но не могла… Он был со мной все время: утром, днем, вечером, ночью, независимо от того, что я делаю: ем, гуляю, работаю или сплю. И от его постоянного присутствия я начала сходить с ума.
Мы шли с одной из моих новых приятельниц по городу. Мы шли, болтали и курили.
- Раскурились тут! – услышала я за своей спиной.
Я обернулась. За нами шел человек в длинном свитере и бандане, на которой были нарисованы православные кресты.
- Не ругайся, дядя! – сказала я. – Сейчас докурим и бросим!
- Совсем? – спросил «дядя».
- Конечно, совсем, - пошутила я.
Я увидела его еще раз ровно через полчаса. Он сидел на берегу реки, прямо напротив храма и кормил проплывающих уток. А я прикуривала новую сигарету.
- Ты же обещала, что бросишь? – сказал он.
- Я пошутила, – улыбнулась я.
- Как тебя зовут, - спросил он.
- Людмила, - сказала я.
- А я – Сергей.
- Очень приятно, - сказала я.
«Дядя» и вправду был приятным. Немного запущенным, но симпатичным. Только глаза у него были какими-то потерянными, как будто не от мира сего. Как у мамы во время болезни. По моей спине пробежала дрожь.
- Ну, что, Людмила, замуж за меня пойдешь?!
Я усмехнулась, чтобы скрыть эту противную дрожь, которая уже перебралась в коленки. Когда-то я была очень боевой дамой. Я вспомнила весь свой былой задор и тряхнула головой:
- Конечно, пойду!
Лицо Сергея резко изменилось, он схватил меня за руку.
- Что ты сказала?! Ты действительно выйдешь за меня замуж?!
- Почему нет?! – я испугалась, но старалась «держать марку». – Я же сказала, что пойду.
Сергей отпустил мою руку и стал истово креститься, творя какую-то молитву.
«Сумасшедший», - подумала я, решив про себя, что нужно убираться как можно дальше, и как можно скорее.
- Думаешь, я сумасшедший? – Сергей взглянул на меня, и я оторопела, увидев перед собой два ясно-синих глаза, которые своей глубиной и полнотой могли поспорить с небом у нас над головами.
- Нет, что вы! – замотала я головой, неожиданно вспомнив, что сумасшедшим нельзя говорить о том, что они сумасшедшие.
- Я семь лет жил при монастыре, - сказал Сергей. – И хотел постриг принять. Только настоятель монастыря меня к постригу не допустил. Отправил в мир. Сказал, что не все я еще в миру сделал. И еще он сказал, что первая женщина, которая согласится выйти за меня замуж, и будет моя судьба. А ее.
Сказать, что я обалдела, это вообще ничего не сказать. Но Сергей не дал мне опомниться.
- Пойдем, - сказал он и взял меня за руку.
-Куда? – спросила я.
- В храм. К батюшке.
Он завел меня в храм, около которого мы встретились.
- Подожди тут! – Сергей юркнул в какую-то едва заметную дверь.
Я понимала, что нужно бежать. Бежать отсюда как можно быстрее и без оглядки. Потому что в отличие от Сергея я знала, что я ПОШУТИЛА. Но ноги мои словно приросли к полу.
Из соседней двери вышел батюшка. За ним – Сергей.
- Эта что ли? - спросил батюшка.
- Эта.
- Здравствуйте, - сказал я.
- Как тебя зовут?
- Людмила, - сказала я и неожиданно для себя улыбнулась.
- Милочка, значит, - пробасил батюшка и повернулся к Сергею. – Тебе не придется с ней скучать...
- Светка, - горячечно шептала я. – Я же пошутила, понимаешь?! Всего-навсего пошутила! Я не его судьба, и он не моя! Потому что это была ШУТКА! И мы не должны быть вместе! Ему нужна совсем другая женщина! Та, которая скажет ему «ДА» серьезно! Понимаешь?! Я сейчас не на своем месте! Я заняла чье-то чужое!
- Шутка – подняла брови Светка. – А что же ты раньше молчала?
- Я боялась, - призналась я. – Моя шутка зашла слишком далеко.
- Знаешь, - серьезно сказала Светка. – А тебе не кажется, что боги иногда тоже шутят?
22.06.2009